Гайдзин. Том 1 - Джеймс Клавелл

Хирага пожал плечами.

– Деньги, что же еще? Нори скряга, Утани же щедр безмерно – разве его крестьяне не обложены налогами больше других во всем Ниппоне? Разве его долги не выросли до небес? Разве не известно всем, что он поглощает золотые обаны, как зернышки риса? Скоро, тем способом или иным, Андзё оставит этот мир. Возможно, этот смазливый мальчишка полагает, что Утани выживет и ему стоит рискнуть – Утани ведь пользуется влиянием при дворе, а? Коку! Почему же нет? Его семья, наверное, обнищала и утопает в долгах – разве не почти все самураи рангом ниже хиразамурая живут в бедности?

– Это так, – согласились они все.

– Это так со времени правления четвертого сёгуна, – с горечью сказал сиси со шрамом, – уже почти двести лет. Даймё забирают себе все налоги, продают звание самурая вонючим купцам и торговцам, с каждым годом все чаще и чаще, и по-прежнему урезают наше жалованье. Даймё предали нас, своих верных вассалов!

– Ты прав, – сердито произнес Акимото. – Мой отец должен наниматься к крестьянину простым рабочим, чтобы прокормить других моих братьев и сестер…

– У нашего остались только его мечи, дома нет, только жалкая хижина, – вставил Дзёун. – Мы так увязли в долгах, копившихся еще со времени прапрадеда, что уже никогда не сможем расплатиться. Никогда.

– Я знаю, как нужно расплачиваться с этой мразью, которая чтит только деньги: отменить все долги или убить их, – сказал другой. – Если даймё иногда платят свои долги таким образом, почему нам нельзя?

– Прекрасная мысль, – согласился Акимото, – но это будет стоить тебе головы. Лорд Огама расправится с тобой в назидание другим, чтобы его собственные ростовщики не перестали ссужать ему деньги под… что там теперь, налоги с княжества за четыре года вперед?

– Жалованье моей семьи, – сказал третий, – не менялось со времен Секигахары, а цена риса с тех пор поднялась в сотню раз. Нам следует стать торговцами или варить саке. Два моих дяди и старший брат расстались с мечами и занялись этим.

– Ужасно, да, но я тоже думал об этом.

– Даймё предали всех нас.

– Большинство из них, – поправил его Хирага. – Не все.

– Верно, – кивнул Акимото. – Ничего, мы сами выберем себе даймё, когда изгоним варваров и сокрушим сёгунат Торанаги. Новый сёгун даст нам вдоволь еды, нам и нашим семьям, и лучшее оружие, может быть, даже несколько ружей гайдзинов.

– Кто бы он ни был, ружья он оставит для своих собственных людей.

– Почему обязательно так, Хирага? Их хватит на всех. Разве Торанага не собирают от пяти до десяти миллионов коку ежегодно? Этого больше чем достаточно, чтобы вооружить нас как подобает. Послушай, если мы потеряемся в темноте, где мы встретимся потом.

– В доме Зеленых Ив, к югу от Четвертого моста, не здесь. Если пробраться туда будет слишком сложно, спрячьтесь где-нибудь, а потом возвращайтесь в Канагаву…

Сейчас, на веранде, пытаясь уловить ухом караулящую их в темноте опасность, наслаждаясь этим ощущением, Хирага улыбнулся – сердце его билось ровно и сильно, – чувствуя радость жизни и приближающуюся смерть, приближающуюся неотвратимо, с каждым днем. Через несколько мгновений они двинутся дальше. Наконец-то он может действовать…

Долгие дни он прятался в храме рядом с английской миссией, нетерпеливо ожидая, когда представится возможность поджечь ее, но вражеских солдат всегда оказывалось слишком много: самураев – вокруг миссии снаружи, чужеземных – внутри нее. Каждый день он переодевался садовником, разведывал, слушал, строил планы – так легко было убить того высокого варвара, который уцелел после нападения на Токайдо. Поразительно, что всего один варвар был убит из такой легкой добычи, какой являлись три мужчины и женщина.

А, Токайдо! Токайдо означает Ори, Ори означает Сёрин, а вместе они означают Сумомо, которой исполняется семнадцать в следующем месяце, и я не буду думать о письме отца. Не буду! Я не приму прощение Огамы, если мне придется отречься от сонно-дзёи. Сонно-дзёи указывает мне путь, и я пойду по нему до конца, к какой бы смерти он меня ни привел.

Только я остался теперь в живых. Ори умер или умрет завтра. Сёрина нет. А Сумомо?

Прошлой ночью слезы увлажнили его щеки, слезы, пришедшие вместе со сном, в котором была она, ее бусидо, ее огонь; запах, тело манили его и были потеряны для него навсегда. Он не мог спать, поэтому сел в позу лотоса, позу Будды, и прибег к дзэну, чтобы разум его взлетел навстречу покою.

Потом, сегодня утром, дар богов – тайное зашифрованное послание от мамы-сан Койко с известием об Утани, которая получила эти сведения, так же тайно, от прислужницы Койко. Ииии, радостно подумал он, интересно, что сделал бы Ёси, если бы узнал, что наши щупальца протянулись даже в его постель, обвились даже вокруг его Упругого Стебля?

Уверенный теперь, что их не обнаружили, он вскочил и подошел к двери, где пустил в дело нож, чтобы отодвинуть деревянный запор изнутри. Они быстро вошли. Переодетый Акимото остался на страже у двери. Остальные бесшумно последовали за Хирагой вверх по лестнице на женскую половину, путь был указан им заранее. Денег на дворец не пожалели: всюду лучшие сорта дерева, прекрасные татами, чистейшая промасленная бумага для содзи, тонко благоухающие свечи и масло в лампах. Поворот за угол. Ничего не подозревавший охранник тупо уставился на него. Его рот открылся, но никакой звук не успел вырваться наружу. Нож Хираги остановил его.

Он перешагнул через тело, прошел до конца коридора и остановился на мгновение, чтобы сориентироваться. Коридор заканчивался тупиком. По обе стороны тянулись стены из раздвижных панелей-содзи, за которыми были комнаты. В конце коридора располагалась только одна, больше и богаче всех остальных. Внутри горела масляная лампа, как и в некоторых других комнатах. До них доносились храп и тяжелое дыхание. Молча Хирага приказал Тодо и Дзёуну следовать за ним, а остальным встать на страже, и опять пошел вперед, похожий на ночного хищника. Звук тяжелого дыхания стал слышнее.

Кивок Дзёуну. Юноша тут же проскользнул вперед, присел у дальней двери, потом, по знаку Хираги, рывком отодвинул содзи. Хирага прыгнул в комнату, Тодо за ним следом.

Двое мужчин лежали лицом вниз на стеганных одеялах из гладкого шелка и футонах, их обнаженные тела соединились, юноша раскинул ноги и руки, старик накрыл его сверху, сжимая руками, яростно двигая телом, задыхаясь и ничего не видя и не слыша вокруг. Хирага встал над ними, перехватил свой меч, высоко поднял его клинком вниз и, сжимая рукоятку обеими руками, вогнал острие в спины тел чуть повыше сердца, пронзив их насквозь и пригвоздив к татами.